По благословению Преосвященнейшего Феоктиста, епископа Переславского и Угличского
Выступление о. Владимира Климзо на Радио России. Ярославль. Передача «Вести: события и встречи», 12.07.16. Интервью берёт внештатный корреспондент и ведущая программы «Вести. Ярославль» Надежда Ерёмина.
Расшифровка аудиозаписи
— Добрый день! В эфире Радио России. Ярославль, программа «Вести: события и встречи». У микрофона Надежда Еремина. Сегодня я хочу познакомить вас с интересным человеком, Владимиром Климзо, который много лет назад, когда началась перестройка, когда многое было непонятно, оставил московскую жизнь и все блага цивилизации, уехал с семьёй в российскую глубинку и стал сельским священником. Не просто священником, а, объединив вокруг себя единомышленников, начал помогать семьям с особенными детьми. Я побывала в Борисоглебском районе и пообщалась с настоятелем Владимирского храма православной общины села Давыдово отцом Владимиром.
Отец Владимир, что Вы можете сказать о духовности в сегодняшней России?
— Что я могу сказать? Во-первых, я хочу обратить внимание всех на то, что сегодня в России происходит уникальная ситуация с духовностью. Не сказать, чтобы мы совсем стали духовными, но мы начали путь в эту сторону. Путь, которым мы не шли на протяжении почти ста лет. И, в то время, как во всём мире Христос уходит — Христос уходит из Европы, уходит из Америки, это очевидно всем, кто живёт в Америке и в Европе, — в России происходит совершенно обратный процесс, удивительный процесс. Удивительный почему? Потому что у России с Богом отношения, конечно, тоже своеобразные. Потому что в семнадцатом году, когда мы отказались от Него, когда Россия практически обезверила, случилась совершенно страшная вещь, и, по просьбе народа нашего православного, Господь ушёл от нас.
Что с нами потом произошло, это мы все, кто более-менее историю XX столетия России знает, понимаем. Понимаем, что случилось. Что это было просто страшное время. Никакой любви. То, к чему призывает Евангелие, всё это как-товыветрилось. Было разрушено огромное количество храмов. Никогда за такое малое количество времени не разрушалось столько православных храмов, не убивалось за Христа столько людей. Не было столько мучеников за короткий такой срок. Потому что за веру в России пострадало около миллиона человек практически.
— Отец Владимир, а к чему это привело, и что вот сейчас?
— Перед войной в России из 50 тысяч храмов оставалось только 200–300 штук. После войны, то есть во время войны, Гитлер открыл первые несколько тысяч храмов на территории России, Сталин потом стал открывать храмы. Конечно, у них были свои причины, совсем не духовного содержания, но тем не менее. При Хрущёве опять были гонения, опять разрушались храмы. То есть Россия притерпевала огромные мучения и трудности, все религиозные люди в особенности. Известно всем, Хрущёв вообще обещал всему миру показать последнего попа. И, в общем, всё к тому и шло.
И вдруг, после перестройки, когда перестали преследовать за веру, произошла некая удивительная вещь: наш народ, который привык, в общем-то, действовать только по команде, по плану, по решению съезда партии, миллионами пошёл в церковь. Миллионами. И это всё происходило на наших глазах.
— Почему пошли миллионами в церковь?
— Вот очевидно: почему? Вроде бы никто команду не давал: ни президент, ни руководители страны — никто. Да, но мы сами понимаем, что, если миллионы людей делают примерно одно и то же действие, значит, команда была. И, как человек верующий, понимаю, что команда пришла в сердце каждого человека. И до сих пор приходит, и до сих пор видно, как люди воцерковляются, приходят к Богу. То есть Господь напрямую обращается лично к каждому человеку, призывая его к себе. Поэтому многие за последние 30 лет воцерковились, построили десятки тысяч храмов. Обратите внимание, никогда за всю историю церкви не строилось в одной стране такое количество церквей.
— Отец Владимир, просто необходимость в этом появилась. Чем это вызвано?
— Вы знаете, даже наоборот я б сказал: сперва строится храм, а потом появляется необходимость. Вот, например, наша история, она типична для очень многих приходов. Собирается какая-то группа единомышленников, в сердце которых живёт просто желание, может быть, что-то изменить, проходя мимо этих руин, которых было немерено, да и теперь хватает в России. И вдруг Господь посылает помощь, появляются люди, средства. Удивительным образом совершенно.
Если говорить о нашем сельском приходе, то всё вокруг вымерло, казалось бы: и экономика умерла, и деревня разрушена была окончательно, поля зарастали. И наш достаточно большой храм стоял разрушенный, без куполов, без крыши, внутри уже рос лес. И сердце у всех болело, глядя на него. Наша инициативная группа собрала актив, владыка Михей, правящий архиерей тогда, нас благословил. Мы подошли к храму и даже не знали, что делать с ним. Ну, просто думали, лет 30–40 будем восстанавливать. С удовольствием. После работы. У нас бюджет первого месяца был сто долларов.
Мы его восстановили за пять месяцев фактически. Ну что это? Это совершенно непонятно. Откуда взялись люди, откуда взялись деньги, откуда взялись вообще ресурсы — непонятно.
— С помощью Божьей, возможно, да?
— Да не возможно, а другого варианта нет. Логики же экономической нет!
— Отец Владимир, а как это всё начиналось? Как Вы, коренной москвич, оказались в этой деревне, в этой глуши, около этого разрушенного, простите, храма, который Вы начали восстанавливать с инициативной группой?
— Вы знаете, я не думаю, что тут что-то особенное в моей судьбе. Тысячи судеб таких есть, и уже тогда начиналось. Мы просто уехали с женой из Москвы в 89 году. Была перестройка, был беспредел. Ну, и город сам по себе…
Нам было по тридцать лет с хвостиком — вообще такой хороший возраст для принятия решений. Уже ум какой-топоявляется, и, вроде, сил ещё хватает. Поэтому мы взяли и решили поехать в деревню пожить. Сами в то время ещё не понимали, зачем. А оказалось, что это Господь нас привёл.
— А почему Давыдово?
— Это был длинный путь. Что там в деталях рассказывать. Мы жили на севере, потом переехали поближе к Москве в силу бытовых обстоятельств. Здесь мы с 93 года живём. В 98 начали восстановление. Собрали подписи у людей села, практически все подписались, несмотря на то, что все по-разному относятся к церкви. Но подписали все. Все хотели, чтобы здесь что-то изменилось.
— И когда службы уже начались?
— В 2006 году, десять лет назад.
— Вы же не были священником. Как вот Вы пришли к этому?
— Я был просто старостой прихода. То есть я руководил стройкой, искал стройматериалы все эти годы. Но потом оказалось, что, собственно, никого нет. Потому что, когда мы пришли и начали у владыки Михея просить священника в те ещё годы, в 98 году, руководители епархии посмеялись тогда и гордо сказали: «Ну да. У нас 73 священника и 75 приходов». Через 10 лет их было около 400. Понимаете, что произошло? Поэтому священства просто не хватало. Да и сейчас я не думаю, что хватает. Духовник мне сказал: «Иди, давай. Кто кроме тебя?» Честно говоря, я отказывался некоторое время, но уже потом понял, что, наверное, надо.
— Сейчас это Ваша жизнь, да?
— Ну да, это моя жизнь. Я думаю, у любого священника вся жизнь связана с приходом, с общиной. И другой жизни у него, собственно, нет.
— Отец Владимир, около Вас группируется теперь всё село, вы создали общину. Вы, кстати, уже сказали об этом. Чем вы занимаетесь в вашей общине? Почему вы создали эту общину? Почему идут люди в общину?
— Во-первых, я её не создавал. Может возникнуть такое впечатление, что я кинул клич «давайте соберёмся в общину!»…
— «Вы» — я не имею в виду лично Вас. «Вы» — я имею в виду обобщённое понятие такое.
— Вот понимаете, Господь собирает людей на самом деле, не люди собирают. Мирские все сообщества, трудовыекакие-то, они создаются, распадаются по экономическим признакам, скажем так. Всё началось с чего? Была одна семья, наша. Потом ещё какие-то семьи начали сочувствовать, подтянулись. Потом люди стали издалека помогать. А когда началась служба, просто уже Господь стучался в дверь. То приходили нищие, то приходили бездомные, то приходилиматери-одиночки, то приходили сироты социальные — в общем, огромное количество людей, приходя не ко мне лично, а приходя к Богу, видя храм на дороге, идя по нашей федеральной трассе, просило помощь. Среди них оказались как раз и дети-инвалиды, и социальные сироты — те, кем мы сегодня занимаемся. Были и алкоголики, и люди, имеющие проблемы с наркологией. Много кто прошёл, не одна сотня человек.
— Отец Владимир, если посмотреть, то в селе живут семьи, очень хорошие семьи, которые приехали из разных мест, с большим количеством детей. Здесь у них есть дома, они работают. Вот чем занимается ваша община? Чем занимаются люди в общине?
— Конечно, любая община должна иметь какой-то земной фундамент. Понятно, что мы пытаемся развивать хозяйство, развивать бизнес. Помимо того, мы имеем благотворительные проекты, занимаемся социальной работой, служением определённого рода. И находится немало людей, которые помогают. Натурой, финансами. По-разному. Своим временем. К примеру, кто-то оказывает бесплатные юридические услуги. Кто-то консультирует по экономике. Кто-точто-то подарил, кто-то дал денег на что-то. Мы живём таким вот большим коллективом единомышленников, которые вокруг нашего проекта существуют.
Конечно, это не только те семьи, которые здесь живут. А те семьи, которые здесь живут, вы знаете, некоторые решили, приняли такое решение, минимум трое, а так четверо, пятеро детей у них. В городе детей воспитывать сложнее.
— Вот Сидоровы. Я смотрю, Сидоровы всей семьёй, и четверо детей, приехали. Вы знаете, что самое интересное? Вот Сидоровы, Бурбаевы. И у Сидоровых два мальчика, которые поют и читают молитвы на клиросе. Одному 11, другому 13 лет. Совершенно великолепные, симпатичные мальчишки.
Что интересно, здесь идёшь по селу, с тобой каждый здоровается. Здороваются не только взрослые, здоровается каждый ребёнок. Вот я шла в первый раз, я была удивлена. Настолько воспитаны дети. Они с модными стрижками, они такие симпатичные, с ними можно поговорить о чём угодно. Они интересуются и гаджетами, и гоняют в футбол. Это совершенно нормальные, развитые дети. Это просто здорово. А родители их здесь работают и, в общем-то, как-то вот все очень дружны. Понимаете, мне кажется, здесь все поддерживают друг друга.
— Те, кто приезжает жить в общину, а не просто ходит в храм как прихожанин, те, конечно, разделяют идеалы общины. Потому что для нас Христовы заповеди являются первичными. То есть «Возлюби Бога» и «Возлюби ближнего». И если мы причащаемся из общей чаши, то, и выходя за стены храма, мы должны тоже что-то божеское делать. Потому что вера без дел мертва, как говорится в Евангелии.
Поэтому у нас есть дела милосердия, которые нас всех объединяют. И все согласны, что воспитывать детей в этой традиции милосердной — это тоже хорошо, потому, что они не вырастают потребителями, они всё-таки учатся жертвовать собой ради кого-то, они видят, что это нормально. Что это вокруг их произрастает. Что ЭТО нормально, а другое ненормально, а не наоборот. Так что то, что они здороваются — это малая часть того, что они здесь имеют. У нас свой детский сад, там начинается среда. Выходят дети на улицу — тут тоже наш спорт, наш футбол, наш фольклор, наше культурное какое-то времяпрепровождение. Средой управляем мы сами, как мы считаем нужным. Поэтому у нас неприлично ругаться матом. У нас плохо курить на улице.
— Я не видела ругающихся матом и курящих.
Вы знаете, сегодня разговаривала в детском садике. И вот, до восемнадцати человек собирается группа. В такой вот деревне, в глуши, до восемнадцати человек в детский садик приводят детей, вы можете себе представить? Девочки говорят: «Вы знаете, трудно, когда восемнадцать человек, вот если поменьше, десять, уже полегче». Но что делать? Все православные и все понимают, что надо, и все друг другу помогают. Все свои. Такое какое-то просто дружелюбие. Вот это дружелюбие и понимание друг друга меня поражает.
— У нас, знаете, нет своих и чужих. У нас все дети свои. Потому что у нас вокруг тоже бывают семьи с тяжёлым состоянием семьи. Дети частенько обладают всеми чертами социального сиротства. Что скрывать? Не хочу ни кого обижать, но эти семьи тоже здесь присутствуют. Мы не делим людей на своих, православных, воцерковлённых и невоцерковлённых. Нет, абсолютно. Мы брали и берём всех. Детский сад вообще начинался не с воцерковлённых детей, а с самых тяжёлых детей в деревне. Когда создавалось всё это 10 лет назад, там были самые такие вот болящие дети.
— Отец Владимир, я не говорю о том, что они воцерковлённые дети, я говорю о том, что в такой глуши в детский садик в группу приводят восемнадцать человек, понимаете? Ведь это дорогого стоит!
— Вокруг нет детских садов, всё закрылось.
— Но в основном-то приводят ваших детей.
— Наших. И из соседних деревень приезжают.
— Вот это тоже замечательно, что приезжают из соседних деревень. Значит, они понимают, куда они везут своих детей, кому они их отдают. Понимаете, это очень важно. Вот Вы уже несколько раз говорили о тяжёлых детях, трудных детях, которые к вам приходят. О больных, которым вы помогаете, «особых» детях, которым вы помогаете. Я знаю, что у Вас четыре мальчика живут в Вашей семье с матушкой по нескольку лет.
— Понимаете, это проблема социального сиротства. Просто очень многие приходы, общины, монастыри одно время пытались заняться социальной работой какой-то. Просто они, как все христиане, не могли отказать людям, которые приходят с улицы со своими бедами. Но тут начались всякие трудности с государством, с юрисдикцией всевозможной, с юридическими сторонами. Оказывается, очень много ограничений, надо всё делать официально и так далее. Поэтому у нас тоже был выбор: делать официальный детский дом или не делать официальный детский дом. Мы поняли, что не надо этого делать. Надо идти официальными, юридически правильными, верными алгоритмами, но другими путями. Поэтому мы не стали сужать это всё до настоящих сирот без отца, без матери. Просто очень многие дети, живя с отцом и матерью, имеют огромные проблемы. Это социальное сиротство. Поэтому мы ими занимаемся уже десять лет. Раньше у нас была группа, был воспитатель, мы шли таким путём, детдомовским, я б сказал. Но потом отказались от того. У нас сейчас в семьях живут. У Яны вот, у нас тоже живут. То есть в семьях живут дети, которым мы помогаем. Что делать с социальными сиротами? Мы просто берём их к себе в семью. Ну, просто в семье всё равно лучше. Всё под боком, всё под контролем. Да и воспитывать легче. Руку протянул — и рядом.
— Ваш приход вот сейчас какие основные проблемы решает?
— Мы заняты социальным служением круглый год. Работы очень много, потому что, чтобы экономически выжить, надо очень много работать всем, натуральное хозяйство поддерживать. Поэтому у нас и ферма, у нас около трёхсот гектар земли. Мы хотим её поднять, жить на земле, питаться от неё.
У нас тридцать гектар под строительство выделено, под расширение деревни. То есть мы много работаем все эти годы, чтобы как-то укрепить материальную базу. Поэтому надо продолжать работать, не разгибаясь. В деревне жить — это не на работу с восьми до пяти ходить. Ты работаешь, пока не упадёшь. Упал, встал и опять побежал. По-другому тут не бывает. Помолясь.
А если говорить об «особых» детях, просто одиннадцать лет назад к нам постучалась одна семья со своими десятью знакомыми, которые попросились просто в деревню Давыдово. И вот с этого началось наше служение в этом плане. Они к нам приехали. Что такое «особые» дети, люди с ограничениями? Мы это широко рассматриваем. Во-первых, это и аутисты, и синдром дауна, и детский церебральный паралич.
— Шизофрения?
— Бывает. Всё там. И слепые, и немые, и глухие, и всякие сочетания каких-то диагнозов, смесь какая-то, букет. Суть в том, что в городах вообще, при сегодняшнем положении дел, им очень трудно живётся, ну очень трудно. И будущее их определено тоже, к сожалению, очень трагически, потому что социальный уход наш, который им грозит — это просто казённые дома, где очень плохой уход, на который выделяется мало денег. Поэтому нужна какая-тоальтернатива. То, чем мы занимаемся.
— Вы её ищете?
— Мы её ищем, да.
— Я знаю, что вы ездите за рубеж. Вы были в Европе, в Америке, смотрите подобные центры, как они работают. Но вы пытаетесь своё найти? Мы же живём в России.
— Да, я был за границей неоднократно. Мы дружим с американцами, с немецкими центрами, были во Франции. Везде побывали. Ну, чтобы не изобретать велосипед и понять, что там делается. И знаете, моё личное мнение, что ничего особенного там не делается. Это просто проекты, в которые вложено приличное количество денег. В любой проект вложи, и всё это будет так же прилично выглядеть. И ещё я могу сказать, что всем этим проектам по многу лет. То есть это не просто дядя взял и миллиард вложил. Нет, просто этим проектам по пятьдесят-шестьдесят лет, и происходит капитализация во времени.
Что всегда радует во всех этих проектах, не смотря на то, что у меня есть другая идея по поводу сопровождения«особых» людей и инвалидов вообще, православная, безусловно, а они неправославные. Но радует всё-таки то, что там люди с добрым сердцем, которые бьют в одну точку, и за счёт этого эта идея живёт. Что сказать о нас, православных? Не потому, что я делю мир на тех и других, нет. Просто хочу подчеркнуть, что вот у нас в области, к примеру, именно наша епархия, Ярославская, впервые, когда был ещё главой социального служения нашего отец Фёдор, игумен Фёдор, а ныне владыка Фёдор Казанов, который сейчас возглавляет нашу Переславскую епархию, так вот, его, и, в том числе, нашими усилиями, мы создали здесь первую ассоциацию родителей детей с ограниченными возможностями. Сегодня она уже самостоятельно существует, их уже около трёхсот человек. Они уже стали отвечать за свои поступки, бороться за какие-то свои права, за своё будущее и так далее. То есть, это сделали православные. Но, при этом, в православии в нашем другой подход. Везде, по крайней мере на западе, нет семейных вариантов. А мы предлагаем семьям с особыми детьми прожить свою жизнь с ними до конца, до могилы. И не отдавать их неизвестно куда, а оставить их жить в общине православной, чтобы они были нам сёстрами, братьями, а мы им дядями, тётями и так далее.
— Одиннадцатый год Вы этим занимаетесь. Здесь побывало большое количество особых детей и их семей за эти годы. Скажите, пожалуйста, почему к вам едут?
— Я думаю, что они встречаются здесь с доброжелательной средой, что резко контрастирует с их городским окружением. Их никто не выделяет, на них никто, вылупив глаза, не смотрит, что они особые. К ним нет особого отношения, к ним относятся, как к нормальным людям, обычным. И это их радует, они перестают напрягаться. Потому что каждый такой взгляд, каждое слово сказанное — это нападение. Поэтому они всё время находятся в ситуации защиты от внешнего мира. А здесь они получают очень доброжелательное такое общение, они получают друзей, эти дети, они учатся коммуникабельности. Хотя аутист, вы сами понимаете, он очень трудно коммуницирует с внешним миром.
Они получают молодых волонтёров. Это удивительные дети, они тоже здесь взрослеют на глазах, потому что приезжают они, очень многие, просто потребителями городскими. Обычные дети такие, совсем расслабленные. А тут они, подружившись с этим особым, три недели отходят, найдут с ним общий язык, преодолеют всевозможные трудности коммуникации. Это большой труд, это подвиг.
— И все начинают думать: «А я-то как живу? Правильно ли я живу?», да?
— Совершенно правильно. А потом, знаете, у горожан вечно какие-то проблемы, нытьё, депрессия, какие-то «ай-яй-яй». Пожив рядом с таким человеком, поняв, насколько ему тяжело общаться с миром, все их депрессии уходят моментально. Они перестают себя жалеть, махом просто. Поэтому для них это тоже лекарство.
— Не зря говорят: «Когда тебе плохо, посмотри, кому вокруг себя ещё хуже».
— И помоги ему.
— Да.
— Не просто посмотри, а помоги ему, и тогда тебе станет по-другому.
— Благодаря вашей внимательности, вот этому отношению, всё-таки люди сюда едут. Именно Вашему отношению. Вы знаете, я сегодня сколько раз Вам звонила и сколько раз мы пытались с Вами записать интервью? Представляете, товарищи радиослушатели, я не могла пробиться к отцу Владимиру, потому что то у него одна мамочка на разговоре, то вторая мамочка. Он никому не отказывает, он со всеми должен поговорить. Для них это очень важно. В конце концов, отправили пастыря сейчас американского, и мы с Вами разговариваем. И то мы торопимся, потому что сейчас начнётся большой концерт, где будут участвовать все дети, и из особых семей тоже. Мамы уже целый день примеряют сарафаны, и будут участвовать все дети. Я спрашиваю:
— Что ты делаешь?
— Я пою, а я играю, а я играю, а я танцую.
Тут уже спектакли были на Троицу, и ярмарки, и перетягивание канатов. В общем, гулянье массовое. Здесь безумно интересно! Я хочу сказать, что работа, которую Вы ведёте, и которую ведёт ваша община, она просто неоценима. И самое главное, что Вы готовы со всеми пообщаться. Вот это ценно. И что двери Вашего дома всегда открыты для всех.
— Это правда, двери наши открыты. Насчёт оценки деятельности нашей общины, Вы знаете, Надя, я думаю, что вообще, когда наша страна, дай ей Бог сил, придёт в себя и обретёт ту самую духовность, которой она когда-то всё-такиобладала, я очень надеюсь, что наша жизнь — это будет нормальная абсолютно жизнь для любой христианской общины. Для любой церкви в городе, для любой церкви в деревне. Почему? Потому что таких людей с проблемами на самом деле вокруг нас очень много. И мы не должны сваливать это всё на государство, что кто-то виноват, и пускай государство помогает. Помоги сам. Протяни руку, будь добрее к соседу. Не смотри внутрь себя, посмотри вокруг себя. Может, у кого-то беда. Многие из нас, к сожалению, сегодня в храм сходили в воскресенье на два часа, пришли —и уже всё. Занялись собой, своими делами, про всё забыли. Но нельзя же быть христианином два часа в неделю!
Приглашаем всех, у кого проблемы, пожалуйста, приезжайте. Мы вам, чем можем, тем поможем. Более того, мы поможем подумать о будущем ваших детей. Потому что в одиночку это сделать трудно, особенно родителям,мамам-одиночкам.
— Которых побросали мужья…
— К сожалению, папы очень часто не выдерживают такой жизни и убегают. Мамы остаются одни, и это грустно и невозможно для психологии человека, для психики его. Поэтому нагрузки страшные, они запрессовывают сами себя. Поэтому мы готовы помочь им с юристами, помочь подумать вообще, какие у них ресурсы есть, какие у них есть пути, что у них за случай вообще, какие варианты бывают. Подсказать, рассказать, расширить кругозор, связать их с людьми, которые могли бы им помочь, по крайней мере.
— Оказать вообще неоценимую помощь такую.
— Консультативную точно. А иногда, знаете, это сегодня дорогого стоит. Бесплатно, замечу.
— Отец Владимир, какая помощь нужна общине? Давайте обратимся к нашим радиослушателям. Может быть, приобрестичто-то для храма, для детей? Что вам сейчас необходимо? Вы согласитесь со мной, сейчас во многих храмах в Ярославле есть микрофоны. Может быть, радиомикрофон, может, просто микрофон. Это небольшие деньги. Вы же служите один, а когда приезжает много гостей, то, может быть, многим и нужно, чтобы были микрофоны?
— Да я, честно говоря, в этом не разбираюсь. Насколько я слышал, это не просто поставить микрофон, это нужны специальные акустики, люди, которые этим занимаются, озвучкой храмов. Если такие найдутся, я с радостью приму помощь в этом плане.
— По-моему, это недорого стоит, мы уже смотрели на сайте. И, если кто-то закупит аппаратуру и привезёт, и настроит, то мы с удовольствием примем, да?
— Конечно. Большое спасибо за предложение. Но вообще я хотел бы сказать про то, в чём мы нуждаемся. Сказать всем, что мы нуждаемся в сотрудниках. То есть мы нуждаемся в единомышленниках. Мы очень рады со всеми дружить и, на самом деле, проблемы с деньгами есть у всех, но я считаю, что главное в спонсорстве — это не деньги. Главное —сотрудничество. Понимаете, человек, который даёт деньги… ну, просто он дал деньги и всё. А человек, который знает, зачем он дал деньги, для чего он дал деньги, который видит результат своего труда — это совсем другое. В таком случае он не просто дал деньги, он стал участником какого-то большого дела.
Поэтому я призываю всех: с деньгами, без денег — помочь можно по-разному. Можно своим трудом, можно приехать поработать. Вообще, многие ищут смыл жизни и приезжают к нам поискать смысл жизни, чтобы поработать во славу Божью. А известно, когда начинаешь работать не на себя и не для себя, а для Бога, то Господь посылает очень много благодати и порой вразумляет людей. Люди обретают новый смысл жизни, и вообще вся жизнь переворачивается потом. Всем в этом Божьей помощи.
— Замечательно. А Вам огромное спасибо.
— Спасибо Вам.