По благословению Преосвященнейшего Феоктиста, епископа Переславского и Угличского
Флегонт Николаевич Понгильский родился 28 марта 1871 года в селе Каряево Угличского уезда Ярославской губернии в семье священника Николая Понгильского.
Мы не найдём этого села на современной карте, но стоило поискать его хотя бы потому, что и младший брат Флегонта, Николай, родившийся здесь же в 1879 году, тоже прославлен во святых (надеемся рассказать о нём позже). Оказалось, что родина этих двух священномучеников — достаточно близкое наше соседство: это была Неверковская волость. Село Каряево, или Каряев-погост, было расположено на реке Мозге, двумя верстами севернее д. Погорелки, а это уже можно углядеть на карте и даже добраться туда с поисковой экспедицией. Жилья там теперь нет, сохранились ли следы храма — неизвестно.
Окончив Ярославскую духовную семинарию, Флегонт Николаевич стал учителем в церковноприходской школе в селе Смоленском, что в Красном Бору в Ярославском уезде. Был рукоположен во священника ко храму в селе Васильевское в Юхти Угличского уезда в 1895-м, спустя два года перемещен ко храму в селе Железный Борок Ярославского уезда (теперь это уже в черте Ярославля). В 1905 году отец Флегонт был переведен служить в Никольский храм в Ярославле и стал преподавать Закон Божий в нескольких учебных заведениях города. Во время Первой мировой войны служил священником при 663-м пехотном полку и исполнял пастырские обязанности в военных лазаретах. Ревностное служение священника сделало его широко известным в Ярославле, прихожане храма великомученика Димитрия Солунского выпросили его к себе у архиепископа Ярославского Агафангела (Преображенского), и с 1915 года отец Флегонт стал служить в этом храме. В том же году он был награждён золотым наперсным крестом и несколько лет спустя возведён в сан протоиерея и назначен одним из благочинных города Ярославля.
Как проходило его священническое служение в первые послереволюционные годы, как отразилось на нём знаменитое, страшное Ярославское восстание, мы не знаем. Отсчет мытарств протоиерея Флегонта идёт для нас с его первого ареста в сентябре 1929 года. Предыстория этого витка гонений на Церковь — декларация митрополита Сергия, целью которой было умягчить отношения советской власти к Церкви, а результатом оказалось сильное смущение в рядах верующих. В этом документе митрополит Сергий (Страгородский) писал:
«Верными гражданами Советского Союза, лояльными к Советской власти, могут быть не только равнодушные к Православию люди, не только изменники ему, но и самые ревностные приверженцы его… Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской Родиной, радости и успехи которой — наши радости и успехи, а неудачи — наши неудачи. Всякий удар, направленный в Союз… сознается нами, как удар, направленный в нас».
Ярославцы не приняли эту декларацию, и когда после кончины митрополита Агафангела к ним прибыл новый правящий архиерей Павел (Борисовский), настойчиво проводивший линию полного подчинения Церкви Советской власти, взбунтовались против него.
Как благочинный и известный своим ревностным служением пастырь, отец Флегонт издавна пользовался большим доверием Ярославских архиереев. Сосланный в Казахстан викарий Ярославской епархии Вениамин (Воскресенский), епископ Романовский (он также вошел в число новомучеников Ярославских), именно через отца Флегонта стал вести переписку с правящим архиереем Ярославской епархии Павлом. Особенно принципиальное и резкое большое послание было написано 3/16 июня 1929 года. Получив это письмо от о. Флегонта, архиепископ Павел ознакомился с ним и передал его митрополиту Сергию, и оно вскоре попало в ОГПУ. В результате в начале сентября было арестовано множество ярославских священнослужителей, в их числе отец Флегонт.
Его обвиняли в антисоветской деятельности, заключавшейся в том, что он обсуждал со священниками вопросы церковной жизни и положение Церкви в безбожном государстве, открыто ставящем своей целью ее уничтожение. В следственном деле приведен его ответ: «В предъявленном мне обвинении виновным себя не признаю и на заданные вопросы отвечаю, что я хотя и состою благочинным, но ни в каких нелегальных собраниях не участвовал. Письма от епископа Вениамина я получал. Нынче в июне месяце я получал письма от него, но содержания их я не знаю, потому что они были адресованы хотя и на меня, но для передачи архиепископу Павлу».
3 января 1930 года Коллегия ОГПУ вынесла приговор, касающийся тридцати трех обвиняемых — священнослужителей и мирян Ярославской и Ивановской епархий; протоиерей Флегонт был приговорен к трем годам ссылки в Северный край.
Освободившись в ноябре 1932 года, он поселился на границе Московской и Владимирской областей, чтобы быть поближе к семье, которая жила тогда в поселке Новогиреево под Москвой (жить ближе 100 км к Москве он не имел права). Устроился работать на железной дороге. В 1936 году он работал весовщиком на станции Храпуново Ногинского района, но его уволили как отбывавшего ранее срок заключения. Тогда он поселился в поселке Петушки в одной квартире вместе с высланными за стокилометровую зону священниками и устроился работать сторожем на топливный склад при железной дороге.
В 1937 году поднялось самое обширное и беспощадное гонение на Русскую Православную Церковь. Арестовывали по второму кругу тех, кто уже вернулся из ссылок и лагерей. Протоиерей Флегонт был арестован 4 декабря 1937 года и заключен в Таганскую тюрьму в Москве. Сразу же после ареста ему был устроен допрос, на котором отец Флегонт твердо отвергал все обвинения в контрреволюционной деятельности, но для следствия то не имело значения: после этого единственного допроса оно было закончено, и 9 декабря 1937 года тройка НКВД приговорила о. Флегонта к десяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере.
Протоиерей Флегонт Понгильский скончался 23 апреля 1938 года, в Великую Субботу, в одном из лагерей Новосибирской области и был погребен в безвестной могиле.
Прославлен в лике священномучеников Архиерейским Собором Русской Православной Церкви 13—16 августа 2000 г.
…И религия, и атеизм в природах своих имеют одинаковое свойство — центробежную силу расширения. И религия стремится объять всю жизнь, одинаково и атеизм, даже в большей степени, стремится захватить себе жизнь. Атеизм может здесь преуспевать гораздо более, чем религия, ибо у атеизма больше средств и способов для достижения целей, нежели у религии. Религия пользуется одной лишь внутренней силой убеждения. Противно религии принуждать к религии. Для атеизма все позволено, кончая всеми видами насилия. Ими атеизм всегда и пользуется для своего распространения. Религиозная свобода поэтому наиболее представляется всегда религиозными правителями, нежели атеистами.
…Неприемлемость усиливается тем еще, что с виду чистая безрелигиозность есть в действительности настоящее богоборчество, задающееся целью произвести полное уничтожение религии, христианства в особенности. Мнимое отделение религии от гражданской стороны нисколько не меняет существа дела. Эта гражданская сторона, во-первых, не сторона: это всё тело государства; и это всё тело, во-вторых, совершенно атеистическое, богоборческое. Со света: с земли, из государства, из народа, из общества, с площади, из дома, из семьи, даже с поверхности тела человека — с его шеи, религия начисто выметается и запирается в индивидуальную «внутреннюю клеть», в «душу», с тем, чтобы она не посмела выглянуть «за окно души», в окружающий мир. Про такую ли гражданскую сторону, про такую ли гражданскую «родину» может сказать митрополит Сергий: «Мы с нашим правительством, мы с нашим народом?..»