Дарий Драгой

В этом году у нас впервые был зарубежный волонтер — Дарий Драгой из Румынии, человек с опытом волонтерской работы, в том числе и с инвалидами, и клиросного пения, но без знания русского языка. Работал Дарий замечательно, был незаменим на кухне, где многие часы провел в чистке и резке овощей, а также участвовал во всяческих тяжелых физических трудах — грузил, возил, носил; на клиросе пел, несмотря на незнание языка; с нашими"особыми» детьми успешно общался и сотрудничал там, где слов не требуется.

Интервью у Дария взял на французском языке Виктор Гаврилович Кротов, которому принадлежит, естественно, и перевод.

Тот, кто работает, борется с одним дьяволом, а тот кто бездельничает, — с десятью

Меня зовут Дарий Драгой, я живу в Румынии, мне 30 лет. В настоящее время я работаю как волонтёр в Москве, поскольку я включён в волонтёрскую программу; сейчас я учу английскому в различных организациях Москвы, я закончил университет в Румынии, получил три специальности: экономика, теология и романская филология.

В течение трёх лет я работаю педагогом: преподавание французского и религиозное образование. Причины, по которым я попал в программу и приехал в Давыдово… причин много, но основная та, что мне хотелось попасть на уровень, на котором я мог бы привыкать к русскому языку, вместе с русским окружением, в то же время и духовным, религиозным.

О Давыдово я узнал от человека, который работает в организации, где я преподаю английский, в Москве, её зовут Лена, с её подачи я сюда и приехал.

Первая вещь, которая врезалась мне в память, вопрос, который я задал моему координатору, Тане: «Где здесь туалет?» и она ответила: «Туалет где угодно!» И я схватился за голову: «О, Боже, куда я попал?!»

Вторая вещь, удивившая меня, возникла ещё раньше Давыдово, в Москве мне сказали, что я буду должен жить в палатке. Я сказал «Да», но забыл уточнить, в какого рода палатке я буду жить. Когда я увидел свою палатку с двумя огромными дырами, которые играли роль светильников, свисающими верёвками, полную пыли…

Но самой удивительной вещью оказалось то, что я один не знал русского языка, а все говорили только по-русски. Тем не менее, я нашёл некий уровень общения, достаточно приемлемый.

Я знаю, что эта программа предназначена для семей с особыми детьми, которая направлена на социализацию, это всего лишь предлог для того, чтобы открыть некое особое измерение жизни, чтобы обрести надежду в той реальности, которая их окружает.
Я приведу вам один пример. Я хожу в церковь, и я вижу, в чём здесь экзистенциальная проблема. Я познакомился с одной матерью, её сына зовут Миша, я видел печаль в её глазах, порождённую той реальностью, с которой она имеет дело. И у меня возникло впечатление, что программа, которая здесь построена, нацелена на то, чтобы имитировать монастырскую жизнь: хождение в церковь, послушания. То есть, построить такую жизнь, которая была бы связана с Богом.

Хуже всего лично для меня здесь — это проблема общения, которая очень мешает эффективности того, что я делаю. Это уроки милосердия, это уникальный опыт в моей жизни, в том числе и церковной. Вокруг много людей, полных дружелюбия, любви, доброжелательности, но быть не в состоянии разделить это всё, вступит в диалог, — это кошмар. Я остаюсь один среди этих замечательных людей.

Вторая не нравящаяся мне вещь — комары.

Третья — то, что я не могу спать больше двух часов подряд из-за комаров. Ими полон весь воздух.

Я не собираюсь отсюда уезжать, поскольку придерживаюсь принципа, что если уж ты пошёл по какому-то пути, — нужно пройти его до конца. Это нормально для христианина.

Я скажу несколько слов об организаторах лагеря. Впрочем, речь идёт о свойствах, которые характерны для всего русского народа.

В течение трёх дней я видел картину, как два человека заняты обустройством пруда, а восемь человек наблюдают за этим занятием. Это, конечно, не очень удобно, хотя я понимаю, что это предоставление свободы воли. Конечно, большинство людей, которые занимаются организацией лагеря, очень достойные люди, волонтёры-дети очень воспитанные, образованные.

Я должен засвидетельствовать, что я в некотором сомнении. Естественно, я хочу вернуться отсюда, после того, как полностью осуществлю то, ради чего я сюда поехал. Я собираюсь в дальнейшем поехать в Сергиев Посад, там у меня будут теологические занятия и изучение русского языка в течение трёх месяцев. Конечно, для меня важна эта стажировка в Давыдово, но я бы хотел, чтобы она была углублённее.

Хотел бы, чтобы у меня было больше внутренних ресурсов, чтобы воспользоваться теми обстоятельствами, в которые я здесь попал; общение с семьями с больными детьми.

Я был в других лагерях, но это были лагеря в Румынии, сосредоточенные именно на религиозном аспекте жизни, куда было немножко добавлено каких-то развивающих элементов.

В Давыдово программа вовлечения в работу должна была быть организована значительно лучше. Например, когда шли работы по обустройству пруда, там трудилось много ребят, которые с энтузиазмом таскали камни, рыли землю и т. д., но как только организатор работ Лёша куда-то ушёл, — дети оставили все работы, грелись на солнышке, и никто из других организаторов на это не реагировал. В тех лагерях, где я бывал, организация была более монастырская: иди, бери, делай. Когда пришла мадам Наталья, она сказала: «Да пусть дети отдохнут, они больные, они маленькие». Я не знаю русского языка, но я знаю, что эти полчаса я продолжал работать, почему нет?

Конечно, я понимаю, что работой перегружать нельзя, но есть пословица, которую приводит авва Аммон: «Тот, кто работает, борется с одним дьяволом, а тот кто бездельничает, — с десятью». Что касается взрослых, то программа здесь мне не кажется достаточно полной и достаточно хорошо скоординированной. У всех самые лучшие намерения, но всё делается довольно случайно.